Главная
 |
 |
 |
|
      |
|
Через эйдосы к энтелехии 03
Выбираем энтелехию, потому что Платон был Аристотелю друг, но в данном случае истина дороже – материя не может быть активной. Активным может быть только дух. Поэтому там, где активный дух (Форма внутри каждой вещи, как идея о ней), там и наше сердце. А у Платона дух – это всего лишь мертвый и неподвижный законодатель.
И это не может быть иным, потому что эйдосы у Платона – это всего лишь деградированная идея Числа у Пифагора. Ведь, если у Пифагора Число было активным элементом мира – царило над каждой вещью своими законами, отношениями и пропорциями, испуская из себя соответствующие законодательные команды этой вещи по её оформлению, то Платон, купив разбитую к тому времени кувалдой несоизмеримости, тайную систему пифагорейцев за большие деньги, заменил число на эйдос и убрал из него законодательные эффекты, думая, что устранил этим недостатки числа.
Он сделал всё красиво, но кардинально ошибся, полагая, что создал мир идей в качестве главного, не осознав, что сделал его пассивным и мертвым образцом. Он сделал мир эйдосов чем-то наподобие обложки «Vogue», которую каждая вещь получила по подписке и под который теперь должна сама бегать по магазинам, покупать бижутерию, ткань, шить, кроить, делать макияж с прической и вообще – всеми своими силами составлять подобие тому, что пришлось ей увидеть на обложке.
Поэтому мир Платона крайне противоречив по сути. Гениально масштабный, но противоречивый в своём зерне.
Так что – энтелехия. Она странная, но по раскладу активных и пассивных участников – гармонична.
Потому что главный смысл энтелехии именно в том и состоит, что Форма внутри вещи, как идея о ней, ставит сама себя целью для этой вещи и ведет эту вещь сама к себе, как к цели, преодолевая пассивность материальных частей этой вещи.
Форма в этом процессе выглядит как нечто, абсолютно Настоящее. Поэтому принцип энтелехии нам по нашим задачам очень близок.
Однако, благодаря энтелехии, мы получаем не совсем желательное для нас, базовое убеждение, что именно целое формирует собою качества частей, так как Форма – это целое, которое существует раньше частей, которые под неё соберутся.
Собственно говоря, это всё, что нам нужно было знать об энтелехии.
А, скорее – даже не нужно. Потому что в системе взаимоотношений части и целого за конечный результат теперь для нас отвечает целое, и мы теряем любые возможности для собственной инициативы.
Обидно.
Но – не фиаско.
Потому что энтелехия или Монадология – не догмы. И даже эйдосы – не догма. Здесь ничто не догма.
Мы лишь по необходимости посмотрели, что об этом думали великие, в корпорации которых мы состоим.
И, пусть все эти люди, дорогой читатель, по своему высокому уровню не ты, и не я, но и мы своё право имеем, потому что в вопросах философии ничто не должно быть рассчитано на какой-то тюремный рацион.
Мы еще поборемся.
Честно сказать, при всём уважении к великим, само по себе любое определение в данном вопросе не лишено до сих пор живых споров и ничто еще не закрыто для других аргументов.
Но мы даже других аргументов приводить не будем, потому что при холодном воззрении на проблему «части и целого», представляется, что дело даже не в сути спора, а в сути метода, через который сама эта проблема видится, и, соответственно, через который (через метод увидеть проблему) далее решается.
Любое дело вообще поначалу всегда подвластно ровно тому методу, которым ты это дело видишь. Потому что ты делаешь любое дело через то, что ты в этом деле обнаружил, и через то, за что ты в этом деле можешь ухватиться, разглядев. А в вопросах «части и целого» это еще очевиднее.
Потому что – как и через что можно вообще увидеть целое?
Только через его отдельные части. Ведь именно части, собранные вместе, дают нам целое. Целое – это и есть его части. И когда мы исследуем целое, то мы исследуем его через те части, которые узрели и за которые можем ухватиться.
Вот таков метод. Он вполне неплох.
Но, зададимся вопросом – если мы можем видеть целое через его части, то эти части должны быть зримыми? Конечно. Пусть это материальные части природных объектов, пусть это ментально-психические части духа – они должны быть нами явно воспринимаемы.
То есть, мы способны наблюдать некое целое только в перечне его явных, зримых частей.
И поэтому, самым естественным образом, при исследовании этого целого, мы получаем внутри себя непроизвольный импульс всматриваться до рези в глазах в свойства обнаруживаемых частей и выводить именно из них причины образа целого. А, как еще?!
|
|
 |
|
Главная |
При использовании материалов |
