Главная
 |
 |
 |
|
      |
|
Бойтесь нанайцев, борьбу приносящих 12
Если я вздумаю применить только одно из этих определений («моё» или «не моё») к своему сознанию, разложенному со всеми потрохами перед своим же мысленным взором, то у меня картинка не склеится. Потому что внутри моего сознания, на обычном и очевидном уровне движения моего мышления, есть что-то моё и, одновременно же – что-то не моё, с чем я вступаю в диалоговый контакт.
Хотя и моё.
И так далее.
С этим надо что-то делать. Такие вещи нельзя никому попускать.
А для того, чтобы данное безобразие прекратить, мы сейчас как раз и вспомним, как перед философским взором возникла дилемма признавать или не признавать идею о наличии внутри сознания двух разумов.
В неё неожиданно уперлись вот эти титаны немецкой классической философии – Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель.
Правда, это произошло у них в иной подоплеке, чем у нас, поскольку они просто хотели создать систему объяснения продуктивной деятельности «Я», которую они назвали «трансцендентальная философия». Говоря понятными словами – данная система должна была прояснить, каким образом разум создает ментальные объекты при рассудочно-познавательной деятельности.
Вот здесь впервые и возникла проблема двух разумов внутри сознания, которая была решена отрицательно (она была отброшена в качестве невозможной), но лично меня это решение не устраивает, поскольку оно было предпринято без намерения установить истину.
Трансценденталисты вообще не искали истину, они просто хотели избавиться от той скорбной клаустрофобии, которая их накрыла в том глухом пространстве, в котором, по описанию Канта, оказалось сознание человека и сам человек вместе с ним. И поэтому, как любое действие, затеянное на отрицательной эмоции, потери от предприятия превысили пополнения.
А началось всё с Канта, который показал, что человек со своим «Я» заперт в колпаке собственного тела, как в скафандре, поскольку мы познаем не сам мир, а всего лишь сигналы собственного тела (ощущения), которые являются особой формой интеллекта, но никак не самим миром вокруг нас.
Большой внешний мир по Канту нам недоступен и поэтому мы живем в маленьком внутреннем мире ментальных абстракций собственного разума. Попытки разума прорваться в мир – это всего лишь погоня за призраками, создаваемыми тем же самым разумом.
Кант сказал, и забыл. Как гвоздь забил.
Но кое-кому эти выводы показались порочными, а среди многих воцарилась тоска, поскольку всё величественное здание человеческого гения отныне превратилось в тень собственных иллюзий.
Вырваться из этой грустной ловушки первым попытался Фихте, выдвинув до безумия отчаянную идею о том, что мы на самом деле находимся не в маленькой клетке собственного духа, а в большом мире Природы, потому что этот большой мир Природы был создан нашим же сознанием втайне от нас – подсознательно и бессознательно (!). И поэтому Природа – это тот же самый наш разум, только в физической форме. Одно и то же.
Как хотите, так всё это и понимайте, если здесь есть вообще место пониманию, но это – самый сок учения Фихте.
И вот здесь-то и начались все эти допущения о бессознательной деятельности сознания.
Фихте, возможно, и не собирался профанировать такое дело, как Творение, но уж очень ему хотелось достучаться до небес и придать человеческому разуму достоинств, которых у того нет.
Для этого он в качестве целевой задачи постановил самому себе любым образом доказать, что Природа была сотворена бессознательным разделом нашего сознания и поэтому вся эта Природа – не более, чем продолжение нашего разума и поэтому, якобы, встречаясь с Природой в акте ее познания, разум встречается сам с собой и ведет познавательный диалог сам с собой, успешно познавая самого себя.
Так оформилась первичная схема разделения сознания на две части и догадка о том, что эти части могут вести диалог сами с собой.
Однако господствующим недостатком этой теории оказалось то, что разделение сознания произошло не на два, личностно равноправных разума, а на два процесса внутри него – на явный процесс, наблюдаемый реально, и на скрытый процесс, реально не наблюдаемый, но интеллектуально насаждаемый.
И, как только в теории познания появились некие, скрытые процессы, это сразу же развязало руки для любых, стабильно непредсказуемых фантазий – если процессы скрыты, то, что еще можно предлагать для их описания, кроме фонтанирующих небылиц? Только еще одни небылицы. И тогда – кто ярче фонтанирует, тот больше привлекает сердец.
Вся эта теория о подсознании сразу же оторвалась от реальности и превратилась в ничем не обоснованную пропаганду способностей человека познавать Природу. Возникла индустрия мифов, обеспечивающих притязания человека на полное познание видимого мира.
А уж потом, соскользнув в психиатрию, всё описываемое стало предписываемым, потому что психотерапевты за это стали деньги брать и получилось точно так же, как во времена Гомера – за сомнение в подлинности его мифов в некоторых городах-государствах Эллады можно было лишиться головы. В современной аналогии – выгодной врачебной практики (лицензии).
|
|
 |
|
Главная |
При использовании материалов |
