Когда едешь на Кавказ, солнце светит прямо в глаз. Когда едешь на Европу, солнце светит – тоже в глаз. 04
Поэтому в отношении любого переживания мы не сможем запустить ни одного из завершенных понятий, квалифицирующих его в качестве эффекта Настоящего, или определяющих его в качестве эффекта ненастоящего. В логике любых попыток к законченному определению того или этого, всё будет настолько зыбким, что в трясину этого болота мы будем невозвратно проваливаться безо всякой опоры для однозначности.
Мы здесь будем тратить любое богатство раньше, чем создадим, потому что здесь всё в одном месте сразу и прирастает, и убывает.
Поэтому совсем не до оваций, когда понимаешь, что единственный элемент настоящего внутри нас, на который бы нам хотелось опереться – это настолько пластилиновая сущность, что не способна выступать твердой причиной такого важного следствия, как жизненный ресурс человека.
И даже более того – этот элемент (переживание) сам выглядит следствием каких-то переменных причин, поскольку сам не производит никакого стабильного следствия. И поэтому он – не однозначно настоящий.
Отсюда и созидательная роль ночных переживаний – это тоже совсем не их заслуга. Не они созидают, ибо не они – однозначная причина созидания. Они сами следствие чего-то другого.
И тогда, добравшись до настоящего внутри себя, мы, получается – ни до чего не добрались. Мы лишь увидели, как нечто внутри нас ведёт себя принципиально двуличным образом, будучи неспособным быть ни элементом Настоящего, ни элементом ненастоящего в своей постоянной сути.
А это какой-то бред неопределенностей в отношении одной и той же сущности. Как апория. Как кот Шредингера или как движение Зенона, которого нигде нет, но оно на самом деле – везде есть.
Из-за этой невыразимой двойственности данного элемента, мы ничего не можем в нем проницать. Нам не на чем логически успокоиться в его определении – он абсурден.
А ведь это – не просто элемент! Это субстанциональный элемент всего нашего существа, сама его основа! И вот, в отношении собственной основы, мы по нашему отчету не можем сказать ничего внятного – настоящая у меня основа или ненастоящая? Потому что она существует по принципу – с кем поведешься, того и тапки, если выразиться в просоночном стиле глав этой книги.
А если обратиться к щепетильному стилю философии, то это – классическая диспозиция проблемы «части и целого», в которую мы сейчас воткнулись, как в песчаную отмель и дальше хода нет.
Суть проблемы части и целого состоит в том, что ничто в мире не может быть изучаемо в своем свободном состоянии. У всего в мире по отдельности есть какие-то собственные свойства, которые можно было бы рассмотреть изолированно, но ничто в мире никогда не пребывает изолированно. Из-за этого ничто в мире не может быть изучено или понято в своём чистом виде, как бы ни тужился в этом отношении Гегель. Что-либо, действительно существующее, хоть в Природе, хоть в духе – может наблюдаться и познаваться только в моментах взаимодействия с другими процессами и в смешении с другими объектами, но никак в «бытии-для-себя».
Очень простой пример – если мы хотим понять, что такое клетка сама по себе, в «чистом виде», отдельно от работы на организм, то мы должны ее изолировать, оборвав все связи с этим организмом. То есть – убить. И мертвую клетку изучать так, как будто она живая. Причем изучать её по тем формам поведения, которые она показала бы, будучи… частью организма, от которого мы ее оторвали.
Изящный метод.
И этот метод мертв не только в отношении любого физического объекта, он мертв и в отношении любого ментального, который будет насильно умерщвлён усилиями для его «чистого анализа».
Чтобы изучать сознание путем разбиения его на отдельные «бытия-для-себя», то есть изолируя какие-то состояния от общего живого движения – надо быть не менее мудрым, чем убивать клетку и полагать, что ты на мертвом объекте изучаешь жизнь.
Возьмите живую змею, ползущую зигзагом, разрубите её на куски, а затем исследуйте каждый, конвульсирующий обрубок для познания движения цельного тела – и вы получите модель «диалектики» Гегеля, где живое сознания разрезается на отдельные части-состояния и через внешнюю оценку этих частей собственным умом выводится нечто такое, что тяжелым психиатрическим языком искажает простые очевидности древнегреческих теорий о мире и не более того.
Причем, если понятие о круговом характере процессов греки вывели из простого наблюдения за возвратными периодами времён года, то в «диалектике» эти круги выводятся из того, что всё переходит в иное себе, но при этом не объясняется главный вопрос мироздания – почему силы притяжения и отталкивания не переходят в друг друга и не выходят ни на какой круг? И почему «в диалектике» не замечается, что эти силы вообще не противоположны друг другу, так как они нигде напрямую не встречаются – они лишь работают на каком-то объекте. Сами с собой они в отношения не вступают и любые отношения этих сил – это отношения только с теми объектами, на которые они воздействуют, а любую примету противоположной силы они воспринимают лишь как часть свойство готового объекта.
|