Не все дома, или один дома? 02
Кто читал «Обломова», тот помнит лучшего персонажа из этого романа – слугу Захара. Ничем нельзя было усыпить или обмануть полнейшую убежденность Захара в очевиднейшей ненадобности любого повода согнать его с кушетки. Хоть вселенского, хоть частного. Захар заранее знал, что всё это будет по глупости и зря. И поэтому Захар в качестве инструмента приносил барину больше вреда, чем пользы.
Аппарат сознания не должен быть как Захар.
А он – и не такой. И поэтому этот аппарат без сопротивления участвует в любых ночных событиях: куда его тянут – туда он идет; во что вовлекают, то он и делает; ни от чего не отказывается и ничему не противится. Ведь именно это свойственно дотелесному разуму по его природе – он должен предельно старательно перемалывать всё, что в него попадает. В этом его главное назначение.
В силу этого человек во сне подчиняется самым иррациональным обстоятельствам и принимает самые невозможные условия жизни. Например, общается с мертвыми, как с живыми и даже в этом, очевидном различении не контролирует никакой правильности, поскольку сам не может эту правильность давать – для аппарата сознания все люди есть всего лишь смысловые образы в системе смысловых образов. Сам аппарат – дотелесный и внетелесный, и поэтому понятие тела для него – вообще лишь условность. Не обязательная.
Тело, как обязательное условие бытия, относится к дневному сознанию. А когда дневной разум ночью устранен, то дотелесный разум остается один, и для него теперь – все живые. Хоть с телом, хоть давно уже без тела.
Сам этот разум может существовать и без тела, но, когда появляется тело, он использует это тело в качестве корабля, на котором путешествует в физическом мире. И если днём он путешествует как пассажир (в это время капитанствует разум «текущего Я»), то ночью капитан уходит, а пассажир берется за дело сам.
Очутившись в одиночестве на пустой громадине, он получает доступ к пульту управления – к тем центрам мозга, которые руководят телом, и начинает рулить.
Но корабль (спящее тело) не подчиняется, потому что пассажир, хоть и получил доступ к центру управления, не знает, как его включать и куда там, вообще, на что нажимать.
К тому же, его здесь никто не ждал – когда разум моего «текущего Я» выключается, то, соответственно, выключается и тело, ибо они соединены воедино. Посмотрите, что сразу же происходит, когда разум «текущего Я» выключается – тело мгновенно становится дряблым, голова падает, колени подгибаются, руки опускаются, веки закрываются, органы движения переходят в режим остановки, несмотря на то, что в это же самое время мозг начинает работать с невиданной силой.
Под действием этой разноголосицы, в ночном организме возникает странное сочетание активности и пассивности, когда тело отстегивается от руководящих команд и бессильно опадает, а в зоне командного пульта одержимо беснуется пассажир, которым движет неуемная установка всё время что-то делать, потому что он – биоробот. Он – аппарат. Мы же помним, что он что-то делает даже в полной пустоте.
А тут – целое тело под рукой.
Воссевший в командное кресло, дотелесный разум клацает по выключенному пульту, но в ответ получает лишь массу заблокированных действий – во сне невозможно побежать, ударить, крикнуть, нажать, толкнуть, прыгнуть и т.д. Тело не откликается, хотя команды по спящему пульту стучат и стучат. Отсюда вот эта страшная косорукость сновидений, когда нельзя набрать номер телефона или написать простое слово. Отсюда этот ватный отклик мышц на любые команды мозга – всё потому, что за пультом сидит дотелесный разум, который для манипуляций с этим пультом не создавался и не имеет для этого ни должных органов, ни нужных знаний.
Он и тело – разделены в своём бытии еще до появления тела. Этот разум был до тела и будет после него. Поэтому – они чужды друг другу.
Всё замысленное во сне, даже если это заманчивые пороки, всегда доставляет больше огорчений, чем удовольствий. Здесь всё – разочарование, неудача и скорбь. Потому что дотелесный разум не может найти верного такта в разговоре с телом. Это ему не дано. Он создавался не для этого.
И тело всегда его подводит, превращая всё в самом интересном месте или в прямое непослушание, или в карикатурный позор.
И здесь, под влиянием вот этого абсурда, когда полное расслабление мышц сочетается с небывалой активностью приказов мозга, создается фоновое напряжение паники, отчего любой сон всегда полон заполошной тревоги и раздражительной непослушности тела.
Иногда, однако, под напором этой паники, ночному разуму, всё-таки, удается пробиться к телу, но, добравшись до него, дотелесный разум оказывается настолько неприспособленным к задачам его применения, что поглощается просто возможностью управления, не будучи готовым соотносить это с разумными планами и целями.
|