Главная
 |
 |
 |
|
      |
|
«На Стадионе люди ходят хмуро, Край элейский тишиной объят…» 17
Потому что, когда я говорю «моё сознание так устроено», я говорю, что это именно я есть некое, настроенное определенным образом, устройство, ибо моё сознание – это я сам.
И даже более того – я говорю о себе не просто, как об устройстве, я постоянно наблюдаю полную зависимость от механизмов этого устройства и, бывает, питаю в отношении него надежду буквально так, как если бы я питал надежду в отношении какого-либо, независимого от меня, механизма.
И это совсем не удивительно, потому что во мне вообще слишком много от устройства, чтобы этого не замечать.
Одна часть моего сознания – полностью устройство и машина формальной логики; вторая часть (разум моей текущей личности) – не только производна от аппарата сознания в появлении, она аппаратно наполняется смыслами, да еще и впаяна в такое, жестко организованное устройство, как тело.
Отсюда, само то, что я – устройство, осознается мною прямо на уровне самонастройки. Обыденно. Ведь, когда мы выявляем всё яснее и яснее общую природу собственного сознания и критикуем его за ложь, то мы относимся к этому без надежды на победу – мы просто критикуем сознание за то, что оно, как некое, независимое от нас, устройство, работает так, а не этак, и у нас с этим трудности.
Но ведь устройство не может быть настоящим. Потому что источник бытия любого устройства находится там, где его создали.
Следовательно, я – окончательно не настоящий?
Согласись, я с этим – это было бы странно, потому что подобные утверждения сходствуют с духом представлений, слабо связанных со здоровыми предпосылками. Это – предклиническое высказывание, и оно содержит явные признаки нозологии.
Потому что для меня всё может быть ненастоящим, кроме меня самого. Это мое естественное убеждение. Это единственное, чем я обладаю в своем самоопределении в качестве фундаментальной очевидности.
И если кто-то захочет это опровергнуть и будет пытаться убедить меня в том, что я ненастоящий, то я здесь готов уступать и делиться всем, чтобы получить в итоге хотя бы только всё. И никак не меньше.
Потому что я для себя – несомненно настоящий. Иначе во всём, что сейчас происходит, для меня не было бы никакого смысла. Ведь даже позиция моя в отношении настоящего или ненастоящего – она судейская. Я пытаюсь судить об этом как знающий. То есть – как причастный Настоящему.
Но, если я настоящий – то я не должен быть устройством. Потому что предпосылки и условия моего бытия должны находиться во мне самом, а не там, где меня спроектировали и собрали.
Но тут сверкает искра озарения – так ведь они, эти предпосылки, они внутри меня самого и находятся! Потому что убежденность в том, что я настоящий, это отнюдь не немая формула со стороны, а живое, говорящее чувство, пребывающее во мне самом. А это – сверхубедительно! То, что внутри меня – это я, и, следовательно, непременная убежденность в собственной настоящности внутри меня она проистекает именно из этой самой настоящности!
Но я тут же понимаю, что прямой смысл произрастания этой убедительности основан на тех же самых физических ощущениях, доверяя которым, я убеждаюсь в действительности собственного тела, окружающих предметов вокруг себя, собственных мыслей об окружающем и на этом строю действительность самого себя. Я строю действительность своего сознания на том, что оно наблюдает действительные вещи через действительные ощущения, и, следовательно, всё моё живое чувство, что я настоящий – оно лишь подлажено под моё психическое убеждение, что я нахожусь в настоящем мире. Оно опирается на действительность мира, с которым я нахожусь в очевидном взаимодействии. Мир для меня убедителен и поэтому я, как помещенный в эту убедительность – убедителен для себя самого через связи с ним.
Но мир то, не настоящий… То, что вовне меня делает убедительным всё внутри меня – само не настоящее.
И, ослепившись на какой-то момент надеждой, я вновь окунаюсь в тину тяжелых сомнений.
В какой-то миг я опять вижу просвет в том, что – это же моя собственная фундаментальная часть сознания внутри меня создала мою личность в акте ее полагания! И, следовательно, условием моего бытия является часть меня самого, которая просто предусмотрела другую часть меня вот такой, изнемогающей от неоправданных сомнений! И, следовательно, в целом я – настоящий.
Но тут же лязгает затвор напоминания, что мой дотелесный разум, как та самая часть меня, которая меня произвела – он сам полностью устройство и некая машина, аппарат. Он сам – инструмент какого-то настоящего. И тогда я – опять не вполне настоящий.
|
|
 |
|
Главная |
При использовании материалов |
